Несколько магистратов обратились в Совет Княжеств с просьбой помочь им искоренить заразу, а те в свою очередь попросили содействия Ордена. И поскольку поток странных созданий с Западных гор иссяк (видимо, у Саната всё получилось), даже зачистка уже завершилась, на это задание решили отправить кандидатов в Кинжалы и Когтей южных Обителей в качестве боевого крещения.

Изначально власти считали, что эхина попадает в притоны через порты с обычными торговыми судами, однако с началом осенних штормов активная навигация прекратилась, а поставки порошка не иссякли. Колен обрисовал будущим Кинжалам картину и спросил:

— У кого есть предложения, как найти путь поставок?

Первым вызвался самый болтливый из Воинов, Сапр:

— Думаю, надо всё-таки порт прошерстить, как следует. Либо всё-таки северяне завозят на своих каравеллах, они ведь продолжают плавать на юг. Либо наши рыбаки где-то ловчат. Возможно даже перекидывают с баркаса на баркас.

— Хорошо, принято. Ещё варианты?

— Надо подумать, — пробурчал флегматичный Фелн.

— Хорошо, думайте. А пока марш на двор отрабатывать кувырки с клинками.

Перед обедом Ятаган задал тот же вопрос, и Фелн, успевший всё как следует обдумать, выдвинул свою версию:

— Мне кажется, что порты и рыбаки — это слишком хлопотно. Скорее контрабандисты используют каботажное плавание и завозят товар с юга вдоль пустыни куда-то на безлюдный берег, а не в города. Так что я прочесал бы побережье, понаблюдал…

— Принято, — одобрил Ятаган. — Нужно ещё хотя бы одно предложение, — он сделал паузу. — Ничего? Ладно, даю время до вечера. Марш обедать.

Кледу очень хотелось предложить что-то дельное. Не секрет, что старшим над отрядом поставят того, кто выдвинул идею, а это повышает шансы на допуск к испытанию. Но, как назло, в голову ничего не приходило. Он уж было подумал, что придётся идти в отряд к Фелну, поскольку его версия казалась более обоснованной. К тому же он был не прочь вырваться из города, пожить вне Обители — казалось, что на воле дышать легче. Гнело его всё-таки бесчувствие, словно духота перед дождём, который всё никак не начинался.

А может, это Арка Смерти создавала такую неподвижную атмосферу? Иногда казалось, что она, как тёмное солнце излучает вокруг нечто, приглушающее и цвета, и звуки, и людей. В Мохавене Воины всех рангов казались как-то поживее, чем здесь. Несмотря на «каменные» лица, по которым, однако, всё же можно было прочесть их отношение к происходящему. А вот здесь настоящие статуи. Ведь и «болтливость» Сапра, и «флегматичность» Фелна были очень условными, относительными, слабым отзвуком настоящего значения этих слов.

Во время занятий с оружием Кледу думалось плохо. Разве не полного присутствия добивались от них предыдущие полгода? Он преуспел лучше многих других, но по той же причине теперь не мог одновременно размышлять о чём-то постороннем. Хотя догадывался, что Кинжалу надлежит обладать умением принять решение даже в гуще боя. А значит, уметь и сражаться, и думать одновременно. Однако пока не выходило.

Перед ужином у Воинов оставалось свободное время, и Клед вместо обычного внеурочного продолжения занятий пошёл на утёсы, которые показал ему когда-то, казалось, в прошлой жизни, Лест.

Там дул сильный западный ветер, но Воин нашёл тихий закуток между скал и устроился там, глядя на пенящиеся волны. Их бесконечный бег, вместо того, чтобы как-то взбодрить умственную деятельность, незаметно привёл его в состояние полнейшего внутреннего штиля и тишины, завораживающе контрастирующее с беснующимися вокруг стихиями.

Очнуться Кледа заставил крик шаквы, сорвавшейся с более высокой скалы и теперь, реявшей почти неподвижно у него перед глазами. Крупная серая морская птица с крепким оранжевым клювом боролась с ветром несколько минут, а потом сдалась и нырнула ниже, где заложила круг и вернулась в своё гнездо с другого направления.

Каким-то образом этот манёвр подал парню идею: а что, если зайти с другой стороны? Он поспешил обратно в казармы, и весьма вовремя — начинало смеркаться. Как раз успел зайти на двор для вечернего построения перед Коленом. И, едва дождавшись ожидаемого вопроса, выпалил:

— Я думаю, надо отследить порошок со стороны притонов — откуда они его получают. Так мы точно выйдем на поставщиков.

— Принято! — так же поспешно припечатал Ятаган.

Кледу показалось, что наставник обрадовался этой идее, по крайней мере, он уловил слабый отблеск чего-то светлого. Но было ли тому причиной то, что воспитанник угадал версию, которую иначе послали бы разрабатывать настоящего Кинжала, или то, что не пришлось искать повод для его выделения среди равных, как мог приказать Меч Смерти, никак не узнать.

Впрочем, это впечатление быстро затмило чувство собственного триумфа — он будет одним из тех, кто ещё до посвящения станет старшим над сотоварищами! Странное, кстати, ощущение, какое-то слишком яркое для тусклых последних месяцев. И с какой-то непонятной примесью стыда. Или это ещё одна человеческая сторона, пощажённая Тёмной Матерью? Чтобы был стимул побеждать?..

— Может быть, кто-то ещё до чего-то додумался? — спросил Колен, выдержал паузу и, не услышав больше ни слова, завершил: — Тогда решайте, кто с кем пойдёт, завтра разобьёмся на группы.

Во время чтения вечернего посвящения на молитвенном дворе Клед, наверное, впервые осмелился твердить привычные с детства слова машинально, что уже давно заметил за многими. Наверняка, старшие тоже всё это видели, но почему-то попускали. А значит, и ему простится. За ширмой крутившейся на внешнем слое сознания литании он хотел подумать кое о чём важном.

Его беспокоил восторг по поводу собственного возвышения. Если богиня Смерти оставляла своим служителям это чувство, значит, что-то с ним было не так. Может, это и не радость вовсе, а тщеславие? Тогда понятно, почему у него такой приторный привкус чего-то зазорного. Но почему такое сильное? Раньше Клед не замечал за собой ничего подобного. Видимо, тело, изголодавшееся по чувствам, уцепилось за возможность хоть что-то испытать…

Однако была и другая вероятность: Тёмная Мать усиливала все низменные порывы, как ту же ярость и жажду убивать. Значит, он рано расслабился. Если не хочет плясать под её дудку, придётся самому гасить те немногие ощущения, которые позволяли почувствовать себя хоть немного живым.

От этой мысли у Кледа в груди заломило, как будто оттуда откачали весь воздух и не давали вдохнуть. С превеликим сожалением он понял, что не сможет обойтись совсем без всяких чувств. Что же тогда оставалось?

Ответ вплыл в сознание незамедлительно, как будто некто невидимый, но старший и мудрый подсказал ему: «Расслои свои ощущения, как сейчас расслаиваешь мысль. Позволь себе испытывать чувства, просто не путай их